Слоёная белёвская («прохоровская») пастила – это лишь одно из направлений деятельности завода купца 1–й гильдии Амвросия Прохорова в Белёве. Предприятие, открытое в 1888 году, занималось «огневой сушкой» сельскохозяйственной продукции, главным образом – фруктов. Сушеное яблоко было призвано заменить чай, пережженное – кофе. Продукция использовалась для реализации госзаказов того времени (например, для нужд армии).
Через два года прохоровская яблочная пастила, нареченная белевской, завоевала свою первую медаль на Санкт–Петербургской выставке садоводства.
Белевская пастила от прочих отличается многослойностью — она, как правило, делается в пять слоев, соединенных при помощи взбитого яичного белка.
Главным поставщиком сырья на производство был сад, расположенный в селе Ровны. 1500 яблонь здесь высадил отец Амвросия, а сам купец увеличил количество деревьев в 2 раза. Годовой объём производства составлял примерно 160 тонн готовой продукции. Цеха соответствовали жёстким санитарно–гигиеническим требованиям того времени, ведь товары поставлялись в различные города в почти 40 странах мира.
В своём письме к выдающемуся педагогу и историку Яблочкову М.Т. Амвросий Павлович отмечал, что сушеные плоды в скором времени получат широкое распространение в России.
"Дело огневой сушки плодов должно иметь большую будущность у нас в России, так как несомненно потребление сушеных плодов будет постепенно развиваться." — из письма А. П. Прохорова директору народных училищ Тульской губернии, историку М. Т. Яблочкову.
В 1918 году большевики завод и всё имущество Прохоровых национализировали. Амвросий Прохоров последние годы своей жизни жил в бедности и нищете.
– В довоенное время, – рассказывает белёвский краевед Александр Олейник, – пастилу хоть и производили в достаточных объемах, но купить ее даже в Белёве было сложно. Рабочим завода пастилу продавали только по большим праздникам. Простым белёвцам лакомство было недоступно. Пастила расходилась по высоким партийным кабинетам, министерствам. Когда в 1937 году экипаж Валерия Чкалова совершил свой знаменитый перелет через Северный полюс, то в Ванкувере наших летчиков угощали белёвской пастилой как вкуснейшим деликатесом. Об этом пишет в своих мемуарах второй пилот экипажа Георгий Байдуков.
Производство пастилы было восстановлено после Второй мировой войны. Рецептура изготовления была упрощена, почти все производство шло с конвейера. Да и вкус пастилы тоже был не таким, как в годы работы Прохорова. Внучка Амвросия, работавшая на заводе в послевоенное время, называла такую пастилу «глиной». Был разработан упрощённый вариант пастилы в форме небольших белых брусков, который изготавливается промышленным путём и получил всеобщее распространение. По вкусу он больше напоминает зефир.
В 1950–60 годы в нашей стране купить эту пастилу было практически невозможно, но ее продолжали производить на одном заводике на экспорт во Францию, Германию и США. Доподлинно известен тот факт, что даже во времена железного занавеса белёвскую пастилу доставляли к столу британской королевы.
В 1990–е годы, когда закрылся Белёвский завод, пастилу стали изготавливать кустарно, так что секреты ее производства утрачены не были. Говорят, что бабушки–мастерицы в домашних условиях взбивали воздушную яблочную массу вручную или с помощью всяческих самодельных приспособлений. Некоторые умудрялись делать это в баках стиральных машинок. Сушили пастилу на простых печках или на обычных батареях отопления. В настоящее время для маленького Белёва производство пастилы — это один из столбов экономики.
СУДЬБА ДЕТЕЙ КУПЦА:
Николай
— В годы нэпа отец наладил в Белёве небольшое производство пастилы и варенья, – рассказывает о своем отце Ольга (дочь Николая Прохорова, сына Амвросия — прим.). – А когда в 1926 году предприятие закрыли, ему предложили место главного инженера Белёвского государственного сушильного завода. Но отец отказался. Вы, говорит, кто? Неверующие. А я – православный. Я не могу на нехристь работать. За это и получил десять лет. Отсидел десять лет, потом новый суд – и опять десять лет. Но мой папа много экспериментировал, изобретал. Он на Колыме выращивал капусту, горох. А главное – изобрел сухой кисель. На том они с начальником лагеря и договорились. Отец передал ему свое изобретение, а тот выхлопотал ему освобождение.
Но после возвращения из лагеря отец не имел права жить ни в Москве, ни в Белёве. Всю оставшуюся жизнь он провел в Западной Белоруссии, в городе Пинске. Когда в 1947 году я почти одновременно потеряла мужа и единственного ребенка, то поехала в Пинск. Отец жил в ужасных условиях, хотя работал главным инженером Облпищепрома. Я первым делом стала добиваться нормального жилья. Республиканскому министру пищевой промышленности так и сказала: значит, когда люди жили плохо, в этой комнате была ванная. А теперь, когда живут хорошо, здесь столовая, спальня, гостиная. И ванная.
Отец был глубоко верующим человеком. Он и в храмы постоянно ходил, посты соблюдал, носил бороду до пояса. А однажды к нам зашел странник. Говорит: если можно, пожалуйста, дайте три рубля, не могу доехать до Давид–городка, из тюрьмы еду. Я возмутилась: такой верзила! Работать надо! Папа на меня посмотрел строго, дал ему пять рублей и пожелал счастливой дороги. Разве, говорит, Бог так учит? Ты что – без хлеба сидишь? Ты под крышей… После того случая я всем нищим подаю.
Папа умер в 1953 году на третий день Пасхи. Мы не смогли похоронить его в Белёве, хотя он так хотел этого, лежать рядом с дедом… Отец и представить себе не мог, что вскоре произойдет с могилой почетного гражданина. Дедушка был старостой Покровского храма, на свои деньги отстроил его после пожара. Когда он умер в 1924 году, его похоронили у алтарной части любимой церкви. В том же году рядом положили и бабушку. Во время хрущевских гонений могилы сровняли с землей, надгробия разбили и увезли неизвестно куда. Сейчас храм в разоренном состоянии, место захоронения Прохоровых поросло бурьяном. Уже много лет идут разговоры, что нужно найти могилы, восстановить надгробия. Все обещают, обещают… — продолжает дочь Николая Прохорова.
Всю войну до Берлина я прошла с 31–м артполком. А мой двоюродный брат Константин, единственный сын Павла Амвросиевича, был адъютантом Жукова. Погиб 9 мая 1945 года.
Мне тоже однажды довелось встретиться с Жуковым, в Белоруссии, в 44–м году. Командующий фронтом огрел железным черпаком по спине нашего престарелого повара. А я его пристыдила.
Макарий
В 1935 году осужден на 5 лет:
В купе началось знакомство. Старшим был Дьячков Иван Андреевич, пятидесятилетний рабочий, по специальности пильщик досок, с поврежденной левой рукой, на вид дряхлый старик. Потом — Прохоров Макарий Амвросиевич, скульптор, сын известного фабриканта–кондитера. Очень образованный, культурный человек, жрец искусства. Муханов Константин Константинович, тридцати двух лет, выдающийся инженер–строитель по металлическим конструкциям, старший научный сотрудник Всесоюзного института сооружений. Затем следует автор этих строк, двадцати восьми лет, в то время недоучившийся студент заочного отделения Московского университета. Потом — Дьячков Алексей Петрович, двадцати пяти лет, кладовщик стройконторы, и, наконец, Долгов Илья, двадцатитрехлетний студент Рыбного института.
Выяснили, что все сели по одному и тому же «Кремлевскому делу». Но все же какая интересная «разношерстность». Я, к примеру, сел потому, что моя жена, по происхождению княжна Урусова, работала в библиотеке Кремля (конечно, неподходящая фигура для кремлевского работника); у Муханова, потомственного дворянина, там же трудилась сестра (не место и ей в Кремле). Прохоров был в дружбе с Ниной Александровной Розенфельд — женой Николая Борисовича Каменева, брата Льва Борисовича (тут уж ясно, что Нине Александровне нельзя быть в библиотеке Кремля). И вот вопрос: у сухорукого рабочего Дьяч–кова, человека пролетарского происхождения, в Кремле работала племянница кем? Уборщицей. Ее арестовали, а заодно и дядю Ивана Андреевича — тут уж загадка. И другой их родич, Дьячков Алексей Петрович, из–за этой уборщицы попал. А вот у Ильи Долгова родственница была гардеробщицей в Кремле. Получилось, что в купе «столыпинского» вагона оказались вместе потомственные дворяне, потомственный почетный гражданин (Прохоров) и три пролетария. Каждый знал, что его посадили «ни за что», и почти все надеялись на скорое освобождение. — из воспоминаний инженера Сергея Раевского.
Комментариев нет:
Отправить комментарий